Все вовремя, все правильно (с)
Вместо впечатлений с концерта Люмена (который был прекрасен и снова утащил меня в ощущения прошлого, но не в само прошлое) я повешу здесь кусочек текста. Дело в том, что меня упороло по североамериканским индейцам (для дела, конечно же, скажу я). И с каждым прочитанным кусочком матчасти про индейские племена мне все больше и больше кажется понятным то, что писал и описывал Де Линт в своих книгах. А потом я вдруг наткнулась на компе на сохраненную партию на бильярде. Хотя искала на компе североамериканские мифы. Авторство этого кусочка принадлежит Де Линту. Эта партия - одна из самых прекрасных партий ever. Она под катом.
партия на бильярде
Помещение окутано полумраком, в воздухе повисли густые клубы сигаретного и сигарного дыма. Сквозь сизые облака еле пробиваются лучи ламп над столами, звонко щелкают шары, когда ударяются друг о друга, или раздается глухой удар, когда они падают в лузы. Бильярдный зал Джимми не блистал особой красотой и в былые времена, а с течением времени он не стал краше. Это все то же помещение над ломбардом на пересечении Уайн — и Пальм-стрит, здесь все тот же щербатый пол и оштукатуренные стены, потемневший от дыма потолок, разливное пиво одной-единственной марки, блюдечки с чипсами, продажа сигарет пачками и кубинских сигар поштучно и крепкое пойло, изготавливаемое самим Джимми, им он угощает только хороших знакомых. Тот, кто хочет большего, должен искать другое место.
В основном мы все знаем друг друга. Иногда сюда заходят шулеры, но они играют между собой или сидят вдоль стен и наблюдают. Мы не приветствуем любителей быстрой наживы за наш счет, да здесь, как правило, и нечем поживиться.
Но сегодня идет совсем другая игра. Худощавая девушка и высокий мужчина; они и раньше здесь бывали, играли по нескольку партий с большинством из нас, но такого еще не было. Она никогда так не играла.
Мужчина похож на профессионального игрока — как всегда, красив, в черных джинсах и пиджаке, в таких же ботинках, черная шляпа с плоскими полями, совсем как у меня, лежит рядом со столом на скамье, на фоне ослепительно белой рубашки выделяется черная бабочка. На девушке черные армейские ботинки, черные брюки и сильно вытянутый черный же свитер.На свитере так много затяжек и спущенных петель, что, кажется, он сделан из перьев. Идет игра. Растрепанная девчонка против хладнокровного красавца. С первого взгляда их можно принять за родственников. Может быть, за кузенов. Что-то общее есть в чертах их лиц. Только волосы разного цвета: у него — темно-пепельные с рыжеватым отливом, а у нее — иссиня-черные, с двумя белыми прядками, бегущими от висков. Но глаза очень похожи — темные, с желтыми искорками, и у обоих довольно темная кожа. Вы можете принять их за индейцев или мулатов, но я-то лучше знаю. Это Первые Люди, как и я сам. Противоречия между ними возникли давным-давно.
По жребию Коди должен был начать игру, он разбил пирамиду и начал гонять шары, так продолжалось около часа, пока он не допустил ошибку на пятом шаре. Он с улыбкой пожал плечами и уступил Маргарет место у стола, но по его лицу я понял, что Коди недоволен. Что-то мелькнуло в его глазах, а кожа на лице дернулась, словно поднявшаяся шерсть на загривке хищника, но все это длилось лишь одно мгновение, и никто, кроме меня, ничего не заметил.
С тех пор наступила очередь Маргарет — на целых три дня. Никто никогда не видел такой игры. Все разговоры прекратились, остальные столы опустели, и Джимми погасил над ними лампы. Люди пили пиво, курили и смотрели. Уходили домой поспать, иные шли на работу, но обязательно возвращались и качали головами, увидев, что она все еще за столом, все еще играет.
Сначала все ждали, когда она ошибется. А теперь все удивлялись, как она может так долго стоять у стола, улыбаться, блестеть глазами и играть, словно только что подошла. Я хотел было сказать им, что она может играть так вечно и никогда не ошибется, но сдержался. Мне тоже стало интересно. Не то, как долго она выдержит, а то, что будет потом.
Вороны и лисы. Вражда между нашими семействами восходит к самому первому дню существования мира. Мы говорим «давным-давно», имея в виду течение времени в душе, и не считаем его годами. Мы, в отличие от вас, никогда не видели особого смысла в календарях. Солнечные и лунные циклы, смена времен года — вот все, что нам надо, точно так же как мы имели свои территории, а не владели землей. Понятие о собственности пришло вместе с вами. Ворон говорит, что вы мыслите категориями коробок. Все надо положить в определенный ящик, вы даже живете в коробках.
Территория — это совсем другое. Это не постоянная величина. Мы метим необходимое пространство, когда заводим семью и воспитываем детенышей, но мы не строим на своей территории ничего постоянного, не создаем ничего, чтобы отметить свое место. Наши гнезда — немного перьев, глина, ничего такого, что дожди и время не могли бы унести без следа. И мы никогда не владели этим пространством единолично, не заявляли, что цветок не имеет права здесь расти, или воробей клевать семена, или лисы ходить своим путем, а паук плести паутину, или солнце не должно здесь светить, а ветер дуть. Все это не имело для нас значения. Может быть, теперь кто-то из нас тоже живет в коробках, но большинство селятся так, как и прежде, ходят теми же тропами, идут по миру, оставляя за собой лишь отпечатки ног, живут во времени, которое течет в душе.
Люди не знают, как к нам относиться. Многие из вас считают, что нас никогда и не было на свете, некоторые думают, что мы жили когда-то давно и так же давно исчезли. Но мы все еще здесь, духи прошлого, мы живем среди вас, только вы нас не замечаете. Когда вам случается с нами столкнуться, вы думаете, что видите привидение, или фею, или пришельца, прилетевшего с далеких звезд, чтобы воткнуть в вас иголку или унести с собой на серебристой тарелке. Вы не хотите верить, что мы настоящие. Это накладывает на вас определенную ответственность. Создает неловкость при мысли о том, как вы поступаете со своими родственниками.
Но мы не участвуем в судебных разбирательствах, не требуем возмещения убытков. Это я говорю не для того, чтобы облегчить ваше положение. Вы или живете по законам добра, или нет. Час расплаты наступает тогда, когда вы заканчиваете свои дела в этом мире и переходите в следующий. Хорошим людям не о чем беспокоиться. А всем остальным… что ж, вы получите то, что заслужили. Вы не переняли наше старое правило «око за око», как перенимаете многие истории. Один из ваших людей случайно столкнулся с Великой Тайной, с которой все началось. Но, можете мне поверить, она затрагивает каждого из вас.
Но я рассказывал вам о Коди. Быть может, он знаком вам как Собакоголовый или Старина Койот, хотя, в общем-то, он не выглядит таким уж старым. Он всегда суется в чьи-то дела и считает их своими. По правде говоря, я отношусь к нему скорее хорошо, чем плохо, что в равной степени свидетельствует и о моем добром нраве, и о его способности располагать к себе. Он действительно обладает шармом и приятной наружностью, а его темные волосы напоминают крылья ночной бабочки. Кроме того, Коди влекут к себе всевозможные несчастья, как мотылька — огонь.
В Первый день мы все — покрытые шерстью, перьями или чешуей — бродили по земле, пытаясь постигнуть величайшее чудо жизни; то были времена Дзен. Мы, первые птицы, видели, как рождается солнце, мы вызвали луну из моря и рассыпали звезды по черному, как наши крылья, небу. Мы были родными братьями и сестрами, мы вышли из небытия и должны были принять участие в спектакле будущего. Мы сидели на ветвях вековечных деревьев и видели, как темноту разрывали вспышки света. «Это похоже на фейерверк», — сказала тогда Зия, и хотя никто из нас не знал, что это такое, все ее поняли. Потом огни погасли, и мы увидели, как Далекое Прошлое обретает очертания — появились горы, реки, леса и моря. Наши младшие братья и сестры расселись по ветвям и растерянно моргали — они забыли обо всем, кроме того, что было у них перед носом.
И каждый получил свою шкуру и носил ее без всяких жалоб, потому что для этого и был рожден. Но только не Коди.
Ох, Коди.
Он бродил между братьями и сестрами в то время, когда они еще не совсем очнулись. Украл пушистый хвост у рыси, украл смелость у зайца, независимость у муравья, оставил дельфина без ног, а у черепахи стянул прекрасные остроконечные уши. Так он крал что-то у одного, что-то у другого, а потом заметил, что мы наблюдаем за ним с дерева.
Ох, Коди.
Кому бы мы стали жаловаться? Да и почему это должно было нас беспокоить?
Но с этого все и началось. Коди погряз в интригах. При виде любой черной птицы в нем просыпается злоба.
Потому что мы знаем.
И неважно, что никто никому ничего не сказал.
Достаточно того, что мы знаем.
Маргарет начинает очередную партию и сразу загоняет в лузы пять шаров. Затем отходит от стола, выпивает стаканчик пойла, приготовленного Джимми, и спокойно, как ни в чем не бывало, снова принимается гонять шары, да так быстро, что они оставляют за собой дымный след на сукне, прежде чем угодить в лузу. Кто-то из зрителей снова собирает все шары, к партии все готово, но Маргарет не спешит. Она многозначительно смотрит на Коди. Он ловит ее взгляд, лезет в карман и бросает на стол небольшой гладкий камешек. Свой долг Коди оплачивает частицей волшебства. Маленьким кусочком прошлого, частью былого времени, старого и отшлифованного.
— Ты же знаешь, — говорит Маргарет, глядя на камешек, но не прикасаясь к нему, — никого из нас не волнует, что ты сделал. Ты хоть раз встречал ворону, которая бы не стянула приглянувшийся ей кусочек? Может, ты и изобрел одалживание, но мы воспринимаем его как врожденную черту своего характера.
Коди уже слышал эти слова. Я думаю, он даже не смог бы вспомнить, сколько раз он их слышал.
— Тебе пора успокоиться, — добавляет она.
Коди не говорит ни слова в ответ. Он просто смотрит на Маргарет, потом ломает свой кий пополам, швыряет обломки на стол, берет шляпу и уходит. Я успеваю заметить нечто в его глазах, что-то мелькнуло из-под низких полей шляпы. В его глазах пустыня и непроходимая чаща. Все те пустынные и дикие места, где он скитается, скитается по собственной воле, никто его к этому не принуждал.
Я продолжаю размышлять над словами Маргарет и внезапно до меня доходит, в чем дело. Вовсе не в том, что давным-давно мы стали свидетелями того, как Коди одолжил кое-что у своих собратьев. Дело в том, что мы не придаем этому значения. И что бы он ни сделал, ничто не заслуживает ни злобы, ни сочувствия с нашей стороны.
Я поворачиваюсь к Маргарет и вижу, что она положила свой кий на стол. Я не успеваю даже открыть рта, а она уже говорит:
— Я знаю, Джек.
А потом идет к двери. Я стою еще некоторое время, достаточное для того, чтобы положить оставленный на столе камешек в карман. Потом тоже шагаю к выходу и только тогда слышу, как загудели голоса зрителей.
— О господи! — восклицает кто-то. — Налей мне пива, Джимми.
Джимми не шелохнулся. Я перехватываю его взгляд и понимаю, что он разгадал нашу сущность. Может, не мою и не Маргарет, но он увидел звериное лицо Коди, его вытянутую морду и длинные усы. Что-то перевернулось у него внутри, изменился он сам, его отношение к миру. Увиденное заставило его вспомнить, как долго существовал мир до того, как он, Джимми, появился в нем. Вспомнить, что давным-давно в этом мире были другие и они до сих пор живут среди людей.
— Эй, Джимми, — окликает его любитель пива.
— Я слышу тебя, — отвечает он, но еще некоторое время неподвижно стоит, наблюдая, как закрывается дверь за Маргарет.
Я бы и сам не отказался от пива, но мне надо идти. К тому времени, когда я выбрался на улицу, ни Маргарет, ни Коди уже не было видно. Я вытащил из кармана камешек и снова его осмотрел. Старый, гладкий. Маленький обломок колдовства, который ничего не значит. Он просто есть. Думаю, я отдам его Ворону. Может, он положит его в свой волшебный горшок, если, конечно, горшок у него. Ворону нравится складывать в горшок кусочки Первого дня и оживлять прошлое. А может, положив камешек в горшок, он тут же забудет о нем. Но и мне он тоже ни к чему. Воспоминания о нашей истории хранятся в моей голове, и мне не нужен кусочек пустоты, чтобы оживить их.
Меня посетила еще одна мысль. Может, имеется более веская причина отдать камешек Коди Ворону.
Вдруг это заставит Ворона вернуться оттуда, куда он ушел так давно.
партия на бильярде
Помещение окутано полумраком, в воздухе повисли густые клубы сигаретного и сигарного дыма. Сквозь сизые облака еле пробиваются лучи ламп над столами, звонко щелкают шары, когда ударяются друг о друга, или раздается глухой удар, когда они падают в лузы. Бильярдный зал Джимми не блистал особой красотой и в былые времена, а с течением времени он не стал краше. Это все то же помещение над ломбардом на пересечении Уайн — и Пальм-стрит, здесь все тот же щербатый пол и оштукатуренные стены, потемневший от дыма потолок, разливное пиво одной-единственной марки, блюдечки с чипсами, продажа сигарет пачками и кубинских сигар поштучно и крепкое пойло, изготавливаемое самим Джимми, им он угощает только хороших знакомых. Тот, кто хочет большего, должен искать другое место.
В основном мы все знаем друг друга. Иногда сюда заходят шулеры, но они играют между собой или сидят вдоль стен и наблюдают. Мы не приветствуем любителей быстрой наживы за наш счет, да здесь, как правило, и нечем поживиться.
Но сегодня идет совсем другая игра. Худощавая девушка и высокий мужчина; они и раньше здесь бывали, играли по нескольку партий с большинством из нас, но такого еще не было. Она никогда так не играла.
Мужчина похож на профессионального игрока — как всегда, красив, в черных джинсах и пиджаке, в таких же ботинках, черная шляпа с плоскими полями, совсем как у меня, лежит рядом со столом на скамье, на фоне ослепительно белой рубашки выделяется черная бабочка. На девушке черные армейские ботинки, черные брюки и сильно вытянутый черный же свитер.На свитере так много затяжек и спущенных петель, что, кажется, он сделан из перьев. Идет игра. Растрепанная девчонка против хладнокровного красавца. С первого взгляда их можно принять за родственников. Может быть, за кузенов. Что-то общее есть в чертах их лиц. Только волосы разного цвета: у него — темно-пепельные с рыжеватым отливом, а у нее — иссиня-черные, с двумя белыми прядками, бегущими от висков. Но глаза очень похожи — темные, с желтыми искорками, и у обоих довольно темная кожа. Вы можете принять их за индейцев или мулатов, но я-то лучше знаю. Это Первые Люди, как и я сам. Противоречия между ними возникли давным-давно.
По жребию Коди должен был начать игру, он разбил пирамиду и начал гонять шары, так продолжалось около часа, пока он не допустил ошибку на пятом шаре. Он с улыбкой пожал плечами и уступил Маргарет место у стола, но по его лицу я понял, что Коди недоволен. Что-то мелькнуло в его глазах, а кожа на лице дернулась, словно поднявшаяся шерсть на загривке хищника, но все это длилось лишь одно мгновение, и никто, кроме меня, ничего не заметил.
С тех пор наступила очередь Маргарет — на целых три дня. Никто никогда не видел такой игры. Все разговоры прекратились, остальные столы опустели, и Джимми погасил над ними лампы. Люди пили пиво, курили и смотрели. Уходили домой поспать, иные шли на работу, но обязательно возвращались и качали головами, увидев, что она все еще за столом, все еще играет.
Сначала все ждали, когда она ошибется. А теперь все удивлялись, как она может так долго стоять у стола, улыбаться, блестеть глазами и играть, словно только что подошла. Я хотел было сказать им, что она может играть так вечно и никогда не ошибется, но сдержался. Мне тоже стало интересно. Не то, как долго она выдержит, а то, что будет потом.
Вороны и лисы. Вражда между нашими семействами восходит к самому первому дню существования мира. Мы говорим «давным-давно», имея в виду течение времени в душе, и не считаем его годами. Мы, в отличие от вас, никогда не видели особого смысла в календарях. Солнечные и лунные циклы, смена времен года — вот все, что нам надо, точно так же как мы имели свои территории, а не владели землей. Понятие о собственности пришло вместе с вами. Ворон говорит, что вы мыслите категориями коробок. Все надо положить в определенный ящик, вы даже живете в коробках.
Территория — это совсем другое. Это не постоянная величина. Мы метим необходимое пространство, когда заводим семью и воспитываем детенышей, но мы не строим на своей территории ничего постоянного, не создаем ничего, чтобы отметить свое место. Наши гнезда — немного перьев, глина, ничего такого, что дожди и время не могли бы унести без следа. И мы никогда не владели этим пространством единолично, не заявляли, что цветок не имеет права здесь расти, или воробей клевать семена, или лисы ходить своим путем, а паук плести паутину, или солнце не должно здесь светить, а ветер дуть. Все это не имело для нас значения. Может быть, теперь кто-то из нас тоже живет в коробках, но большинство селятся так, как и прежде, ходят теми же тропами, идут по миру, оставляя за собой лишь отпечатки ног, живут во времени, которое течет в душе.
Люди не знают, как к нам относиться. Многие из вас считают, что нас никогда и не было на свете, некоторые думают, что мы жили когда-то давно и так же давно исчезли. Но мы все еще здесь, духи прошлого, мы живем среди вас, только вы нас не замечаете. Когда вам случается с нами столкнуться, вы думаете, что видите привидение, или фею, или пришельца, прилетевшего с далеких звезд, чтобы воткнуть в вас иголку или унести с собой на серебристой тарелке. Вы не хотите верить, что мы настоящие. Это накладывает на вас определенную ответственность. Создает неловкость при мысли о том, как вы поступаете со своими родственниками.
Но мы не участвуем в судебных разбирательствах, не требуем возмещения убытков. Это я говорю не для того, чтобы облегчить ваше положение. Вы или живете по законам добра, или нет. Час расплаты наступает тогда, когда вы заканчиваете свои дела в этом мире и переходите в следующий. Хорошим людям не о чем беспокоиться. А всем остальным… что ж, вы получите то, что заслужили. Вы не переняли наше старое правило «око за око», как перенимаете многие истории. Один из ваших людей случайно столкнулся с Великой Тайной, с которой все началось. Но, можете мне поверить, она затрагивает каждого из вас.
Но я рассказывал вам о Коди. Быть может, он знаком вам как Собакоголовый или Старина Койот, хотя, в общем-то, он не выглядит таким уж старым. Он всегда суется в чьи-то дела и считает их своими. По правде говоря, я отношусь к нему скорее хорошо, чем плохо, что в равной степени свидетельствует и о моем добром нраве, и о его способности располагать к себе. Он действительно обладает шармом и приятной наружностью, а его темные волосы напоминают крылья ночной бабочки. Кроме того, Коди влекут к себе всевозможные несчастья, как мотылька — огонь.
В Первый день мы все — покрытые шерстью, перьями или чешуей — бродили по земле, пытаясь постигнуть величайшее чудо жизни; то были времена Дзен. Мы, первые птицы, видели, как рождается солнце, мы вызвали луну из моря и рассыпали звезды по черному, как наши крылья, небу. Мы были родными братьями и сестрами, мы вышли из небытия и должны были принять участие в спектакле будущего. Мы сидели на ветвях вековечных деревьев и видели, как темноту разрывали вспышки света. «Это похоже на фейерверк», — сказала тогда Зия, и хотя никто из нас не знал, что это такое, все ее поняли. Потом огни погасли, и мы увидели, как Далекое Прошлое обретает очертания — появились горы, реки, леса и моря. Наши младшие братья и сестры расселись по ветвям и растерянно моргали — они забыли обо всем, кроме того, что было у них перед носом.
И каждый получил свою шкуру и носил ее без всяких жалоб, потому что для этого и был рожден. Но только не Коди.
Ох, Коди.
Он бродил между братьями и сестрами в то время, когда они еще не совсем очнулись. Украл пушистый хвост у рыси, украл смелость у зайца, независимость у муравья, оставил дельфина без ног, а у черепахи стянул прекрасные остроконечные уши. Так он крал что-то у одного, что-то у другого, а потом заметил, что мы наблюдаем за ним с дерева.
Ох, Коди.
Кому бы мы стали жаловаться? Да и почему это должно было нас беспокоить?
Но с этого все и началось. Коди погряз в интригах. При виде любой черной птицы в нем просыпается злоба.
Потому что мы знаем.
И неважно, что никто никому ничего не сказал.
Достаточно того, что мы знаем.
Маргарет начинает очередную партию и сразу загоняет в лузы пять шаров. Затем отходит от стола, выпивает стаканчик пойла, приготовленного Джимми, и спокойно, как ни в чем не бывало, снова принимается гонять шары, да так быстро, что они оставляют за собой дымный след на сукне, прежде чем угодить в лузу. Кто-то из зрителей снова собирает все шары, к партии все готово, но Маргарет не спешит. Она многозначительно смотрит на Коди. Он ловит ее взгляд, лезет в карман и бросает на стол небольшой гладкий камешек. Свой долг Коди оплачивает частицей волшебства. Маленьким кусочком прошлого, частью былого времени, старого и отшлифованного.
— Ты же знаешь, — говорит Маргарет, глядя на камешек, но не прикасаясь к нему, — никого из нас не волнует, что ты сделал. Ты хоть раз встречал ворону, которая бы не стянула приглянувшийся ей кусочек? Может, ты и изобрел одалживание, но мы воспринимаем его как врожденную черту своего характера.
Коди уже слышал эти слова. Я думаю, он даже не смог бы вспомнить, сколько раз он их слышал.
— Тебе пора успокоиться, — добавляет она.
Коди не говорит ни слова в ответ. Он просто смотрит на Маргарет, потом ломает свой кий пополам, швыряет обломки на стол, берет шляпу и уходит. Я успеваю заметить нечто в его глазах, что-то мелькнуло из-под низких полей шляпы. В его глазах пустыня и непроходимая чаща. Все те пустынные и дикие места, где он скитается, скитается по собственной воле, никто его к этому не принуждал.
Я продолжаю размышлять над словами Маргарет и внезапно до меня доходит, в чем дело. Вовсе не в том, что давным-давно мы стали свидетелями того, как Коди одолжил кое-что у своих собратьев. Дело в том, что мы не придаем этому значения. И что бы он ни сделал, ничто не заслуживает ни злобы, ни сочувствия с нашей стороны.
Я поворачиваюсь к Маргарет и вижу, что она положила свой кий на стол. Я не успеваю даже открыть рта, а она уже говорит:
— Я знаю, Джек.
А потом идет к двери. Я стою еще некоторое время, достаточное для того, чтобы положить оставленный на столе камешек в карман. Потом тоже шагаю к выходу и только тогда слышу, как загудели голоса зрителей.
— О господи! — восклицает кто-то. — Налей мне пива, Джимми.
Джимми не шелохнулся. Я перехватываю его взгляд и понимаю, что он разгадал нашу сущность. Может, не мою и не Маргарет, но он увидел звериное лицо Коди, его вытянутую морду и длинные усы. Что-то перевернулось у него внутри, изменился он сам, его отношение к миру. Увиденное заставило его вспомнить, как долго существовал мир до того, как он, Джимми, появился в нем. Вспомнить, что давным-давно в этом мире были другие и они до сих пор живут среди людей.
— Эй, Джимми, — окликает его любитель пива.
— Я слышу тебя, — отвечает он, но еще некоторое время неподвижно стоит, наблюдая, как закрывается дверь за Маргарет.
Я бы и сам не отказался от пива, но мне надо идти. К тому времени, когда я выбрался на улицу, ни Маргарет, ни Коди уже не было видно. Я вытащил из кармана камешек и снова его осмотрел. Старый, гладкий. Маленький обломок колдовства, который ничего не значит. Он просто есть. Думаю, я отдам его Ворону. Может, он положит его в свой волшебный горшок, если, конечно, горшок у него. Ворону нравится складывать в горшок кусочки Первого дня и оживлять прошлое. А может, положив камешек в горшок, он тут же забудет о нем. Но и мне он тоже ни к чему. Воспоминания о нашей истории хранятся в моей голове, и мне не нужен кусочек пустоты, чтобы оживить их.
Меня посетила еще одна мысль. Может, имеется более веская причина отдать камешек Коди Ворону.
Вдруг это заставит Ворона вернуться оттуда, куда он ушел так давно.
@темы: словами