Все вовремя, все правильно (с)
День Победы для меня всегда был самым важным праздником, как ни крути. Сначала особенным, а со временем с этими самыми слезамт на глазах. Начиная с самого утра. Помню подротковую мечту попасть на парад на Красной площади. В какой-то год Юрка даже подсказывал, где нужно перелезть через мусорные контейнеры, чтобы оказаться по ту сторону ограждения. Жаль, тогда огородили только набережную, нас бы ничеготне спасло, на парад мы пробились только ближе к Журфаку МГУ, испрльзуя свои красивые глаза и удостоверения журналистов. Да и то только до Тверской пробились.
Зато годом раньше я впервые смотела салют не с Каширки, а с Воробьевых. Мы сидели на каких-то редакционных бланках на скользком пригорке, задрав головы вверх и радовались. Сначала говорили о чем-то несомненно важном, а потом с зачаровнным видом наблюдало салют. После этого лезли по крутому склону вверх, потому что метро работало только на выход. Потеряли Валерича. Юрка тогда кричал на него в телефонную трубку и изредка хватался за свой карман с пневматикой (прохожие жгли околки салюта подобно фаерам, а мы были две несмышленные девушки на шее одного мужика; времена стояли на дворе - подъем левого движения, неспокойно, поэтому он старался нас защитить). Валерича, к слову, мы нашли уже ближе к метро. Там же у метро нашли Диму, в ларьке по дороге взяли пива (ребята взяли, мы тогда не пили еще) и пошло сидеть на пруды у Вернадки. До сих пор особое для меня место.
Четыре года назад мы стояли с Егором на набережной в окружении все тех же домжуровцев и передаыали друг другу бутылку с вином. А потом снова карабкались наверх и шли до метро. Мне тогда казалось, что кроме нас двоих в мире нет других людей. Только я и он, который вдруг выбрался от компании друзей и приехал у нам.
А потом впервые за эти годы был Севастополь. Я одна в малознакомом еще городе на праздник. Стою на ограде и впервые вижу колонну живых ветеранов. Они идут по центральным улицам. Живые такие, бодрые, в солнцезащитных очках и с цветами. А я смотрю на них и плачу. Так живо, так важно. И Крым еще украинский, поэтому никаких кораблей на рейде. Салют смотрю с воды. При этом потратив четверть часа на поиски места, где брала билет на кораблик, потому что вокруг темно, а набережная почти не подсвечивается (в темноте почти все кажется одинаковым). Лепестки салюта распускаются у меня над головой. Пвлят сначала с равеллинов, оставшихся еще со времен крымской войны, а потом с баржи посреди бухты. И все прямо у тебя над головой, как будто ты - частичка этого безумного салюта. Потом я долго еще мерзну на набережной, слушаю музыкантов, смотрю на цветочниц и делаю заметки в телефоне.
Еще год - я убегаю с салюта в Гродно, так и не дождавшись. На глазах у меня слезы, потому что все обалденно неправильно. Ма пытается меня успокоить, но я считаю ее виноватой. Крым наш, а она не пускает меня в Севастополь из-за мифической опасности. Салют греми где-то за крышами домов, его уже не видно. Мы не дождались совсем немного. Усталость, Егор где-то далеко, Севастополь где-то далеко, смотрю по ютубу салют в моем любимом городе и плачу.
Прошлый год и корабли на рейде. В порт пришел Крузенштерн, на него пускают сухопутных крыс приобщиться к морской жизни и потрогать канаты, штурвал, посмотреть на морскую жизнь. Морской парад и самолеты - диктор комментирует каждую мелочь. Мы с мамой завороженно смотрим на цепочку кораблей. Потом снова живые улыбающиеся ветераны, исечкзающие тут же после парада на свой праздник. Херсонес и море, моя тихая гавань.
В этом году праздник снова в Москве. Город под мостом у Храма Христа с хорошим другом. Город с твоими в доску людьми, пусть ты не видела некоторых из них больше года. Воробьевы с бутылкой вина, задушевными разговорами, когда ты вдруг рассказываешь о всех сложностях. Салют, когда мысленно ты благодаришь всех павших, пропавших без вести и выживших, давших тебе жизнь в этом построенном мире. Астры, гвоздики и безумная красота над твоей головой, пепел, летящий в глаза и на одежду. А потом любимый подъем к проспету среди других таких же людей. Свою победу празднуешь с Танькой на двоих (она на каблуках, я в коротком платье). По глотку оставшегося вина, бутылку оставить подальше от ментов в лесочке. Четвре года назад на этом месте на ту пору дорогой тебе человек держал тебя впервые за руку, помогая взобраться. Впереди уомпания, слушающая Оксимирона, обогнуть и побыстрее оказаться впереди. Ночь в новом для тебя кафе в ожидании друга на машине, который подбросит тебя домой. Кофе в турке и последний лежачий полицейский по дороге к дому, последний поворот, который окончательно показывает - укачало до тошноты. Срочно на воздух. Снова осознание - в танке комфортнее, черт возьми.
Перечитываю Эренбурга. Стих о победе. Спасибо тем, кто позволил нам жить в этом пусть и странно-стремном, но нашем мире. Чтобы больше не умирали. Новая мысль - а смогли ли ветераны выйти из войны? Или они до сих пор остались в том дне победы 71 год назад, когда рвались снаряды, каждая пуля могла оказаться твоей? И тихий шепот в голове: "Ба, смотри, День Победы. Они смогли, они победили. Давай и ты в этот день победишь, придешь в себя? Ты же сможешь, мы же справимся. Смотри, мы уже пережили Пасху, теперь вот 9 мая, пора возвращаться в жизнь".
Зато годом раньше я впервые смотела салют не с Каширки, а с Воробьевых. Мы сидели на каких-то редакционных бланках на скользком пригорке, задрав головы вверх и радовались. Сначала говорили о чем-то несомненно важном, а потом с зачаровнным видом наблюдало салют. После этого лезли по крутому склону вверх, потому что метро работало только на выход. Потеряли Валерича. Юрка тогда кричал на него в телефонную трубку и изредка хватался за свой карман с пневматикой (прохожие жгли околки салюта подобно фаерам, а мы были две несмышленные девушки на шее одного мужика; времена стояли на дворе - подъем левого движения, неспокойно, поэтому он старался нас защитить). Валерича, к слову, мы нашли уже ближе к метро. Там же у метро нашли Диму, в ларьке по дороге взяли пива (ребята взяли, мы тогда не пили еще) и пошло сидеть на пруды у Вернадки. До сих пор особое для меня место.
Четыре года назад мы стояли с Егором на набережной в окружении все тех же домжуровцев и передаыали друг другу бутылку с вином. А потом снова карабкались наверх и шли до метро. Мне тогда казалось, что кроме нас двоих в мире нет других людей. Только я и он, который вдруг выбрался от компании друзей и приехал у нам.
А потом впервые за эти годы был Севастополь. Я одна в малознакомом еще городе на праздник. Стою на ограде и впервые вижу колонну живых ветеранов. Они идут по центральным улицам. Живые такие, бодрые, в солнцезащитных очках и с цветами. А я смотрю на них и плачу. Так живо, так важно. И Крым еще украинский, поэтому никаких кораблей на рейде. Салют смотрю с воды. При этом потратив четверть часа на поиски места, где брала билет на кораблик, потому что вокруг темно, а набережная почти не подсвечивается (в темноте почти все кажется одинаковым). Лепестки салюта распускаются у меня над головой. Пвлят сначала с равеллинов, оставшихся еще со времен крымской войны, а потом с баржи посреди бухты. И все прямо у тебя над головой, как будто ты - частичка этого безумного салюта. Потом я долго еще мерзну на набережной, слушаю музыкантов, смотрю на цветочниц и делаю заметки в телефоне.
Еще год - я убегаю с салюта в Гродно, так и не дождавшись. На глазах у меня слезы, потому что все обалденно неправильно. Ма пытается меня успокоить, но я считаю ее виноватой. Крым наш, а она не пускает меня в Севастополь из-за мифической опасности. Салют греми где-то за крышами домов, его уже не видно. Мы не дождались совсем немного. Усталость, Егор где-то далеко, Севастополь где-то далеко, смотрю по ютубу салют в моем любимом городе и плачу.
Прошлый год и корабли на рейде. В порт пришел Крузенштерн, на него пускают сухопутных крыс приобщиться к морской жизни и потрогать канаты, штурвал, посмотреть на морскую жизнь. Морской парад и самолеты - диктор комментирует каждую мелочь. Мы с мамой завороженно смотрим на цепочку кораблей. Потом снова живые улыбающиеся ветераны, исечкзающие тут же после парада на свой праздник. Херсонес и море, моя тихая гавань.
В этом году праздник снова в Москве. Город под мостом у Храма Христа с хорошим другом. Город с твоими в доску людьми, пусть ты не видела некоторых из них больше года. Воробьевы с бутылкой вина, задушевными разговорами, когда ты вдруг рассказываешь о всех сложностях. Салют, когда мысленно ты благодаришь всех павших, пропавших без вести и выживших, давших тебе жизнь в этом построенном мире. Астры, гвоздики и безумная красота над твоей головой, пепел, летящий в глаза и на одежду. А потом любимый подъем к проспету среди других таких же людей. Свою победу празднуешь с Танькой на двоих (она на каблуках, я в коротком платье). По глотку оставшегося вина, бутылку оставить подальше от ментов в лесочке. Четвре года назад на этом месте на ту пору дорогой тебе человек держал тебя впервые за руку, помогая взобраться. Впереди уомпания, слушающая Оксимирона, обогнуть и побыстрее оказаться впереди. Ночь в новом для тебя кафе в ожидании друга на машине, который подбросит тебя домой. Кофе в турке и последний лежачий полицейский по дороге к дому, последний поворот, который окончательно показывает - укачало до тошноты. Срочно на воздух. Снова осознание - в танке комфортнее, черт возьми.
Перечитываю Эренбурга. Стих о победе. Спасибо тем, кто позволил нам жить в этом пусть и странно-стремном, но нашем мире. Чтобы больше не умирали. Новая мысль - а смогли ли ветераны выйти из войны? Или они до сих пор остались в том дне победы 71 год назад, когда рвались снаряды, каждая пуля могла оказаться твоей? И тихий шепот в голове: "Ба, смотри, День Победы. Они смогли, они победили. Давай и ты в этот день победишь, придешь в себя? Ты же сможешь, мы же справимся. Смотри, мы уже пережили Пасху, теперь вот 9 мая, пора возвращаться в жизнь".